Наталия Морина
В ОсОО «Уход», в пансионе сестринского ухода «Дом Хамида», вот уже как несколько месяцев работает медицинская сестра Наталия МОРИНА. Несмотря на то, что у нас она – новый сотрудник, у неё – огромные опыт и багаж знаний. Наталия много лет проработала в Германии в сфере ухода за людьми с проблемами здоровья. Поэтому ей есть о чём рассказать, чем поделиться с обществом. Предлагаем вашему вниманию интервью, в котором наша собеседница поведала, что у людей есть душа, каков основной смысл её работы, и как устроена система ухода в самой богатой стране Европейского Союза.
Наталия Морина
– Наталья, расскажите, пожалуйста, как вы попали в сферу ухода?
– Я была в уборочной колонне бригадиром. Это компания по выездной уборке офисов. Я распределяла, где кто что убирает, принимала на работу, увольняла тоже. Если у нас появлялась новая организация – клиент, осматривала объект, высчитывала, планировала и людей туда на обслуживание ставила. Долго трудилась в этой сфере. Родила, дома сидела. И потом вернулась работать бригадиром в такой же колонне только в другом месте. И меня поставили на уход.
Тут надо пояснить, что в Германии у людей есть определённые страховки, стоят они в месяц 20-30 евро. Если у человека договор со страховой компанией, и он, например, попадает на операцию после аварии, затем возвращается домой после больницы и не в состоянии сам закупаться, за собой ухаживать, то страховщики подключают уборочную колонну, и мы выезжаем к этому клиенту и помогаем.
И вот так я столкнулась с уходом. И потом сказала себе: «Хочу больше об этом узнать!». Стала интересоваться, читала информацию, смотрела. Начала ещё без профессии работать в доме престарелых. Через несколько лет решила, что хочу ещё, пошла и выучилась на медицинскую сестру: сначала один год, потом ещё три, много практики проходила. И до сих пор хочу всё больше и больше. Это моё! Так я и перешла полностью в сферу ухода за людьми.
– В каких учреждениях, помимо дома престарелых, вы трудились?
– Я проходила медицинскую практику в психиатрии, паллиативе, простых больницах, детских домах. Помимо обучения медицине, в качестве волонтёра ухаживала за больными детьми, которые – может быть, оно жестоко звучит, – но они, правда, к смерти приговорённые, с разными диагнозами. А им нужны особые уход, обхождение и подход к ним.
Одним мальчиком я много занималась в одном учреждении, в которое попала сначала на практику, а потом осталась. Это hospiz по-немецки, место, где люди ожидают свою смерть. Хоспис, паллиатив – это моё вообще! И вот я с этим ребёнком работала, он родился очень маленьким, с пол-ладошки.
Значки, подтверждающие статус официального обученного волонтера Немецкого детского хосписа
– Вы сказали, что, столкнувшись со сферой ухода, сразу заинтересовались ею и в итоге сделали это своей профессией. И ещё упомянули, что работа в хосписе, с умирающими – это прямо ваше. Почему?
– Для меня важно облегчить страдания человека в его последнее время – часы, дни, недели, месяцы, – чтобы он чувствовал себя комфортно и хорошо. Дать ему в этот период заботу, уют, внимание, чтобы ему стало тихо, мирно и спокойно. Может быть, желание какое-то мелкое исполнить. Чтобы он мог со спокойной душой уходить, а не обиженным на этот мир.
– То есть это миссия?
– Да.
– Детские реаниматологи, вообще люди, которые по работе сталкиваются со смертью, либо стали философами, размышляя об истинных ценностях, либо рассказывают мистические случаи из своей практики. Вы можете тоже поделиться какими-то своими философскими наблюдениями о том, что в жизни важно, или у вас, может, тоже какие-то были мистические случаи?
– Были, да. В Германии в больницах и домах престарелых в каждой комнате возле коек есть кнопки вызова медсестёр. Сигналы через приложение идут на наши телефоны: высвечивается, откуда вызов. Я проходила практику в больнице. Однажды в ней мужчина так внезапно умер, что, думаю, даже не понял этого. Палата после его кончины пустовала, но оттуда неделю ещё поступали звонки. И мы потом вошли туда и вслух сказали: «Вы ушли, вам придётся смириться с этим, мы вам откроем окно, чтобы ваша душа могла покинуть это место». И после того, как мы это сделали, звонков, пока палата была пуста, больше не было.
В доме престарелых тоже такая ситуация произошла: человек умер, тело его ещё лежало в комнате, мы ждали, когда его заберут. И оттуда постоянно шли вызовы.
– Считаете ли вы что действительно у человека есть душа?
– Думаю, что да. Не может быть, что мы просто закрыли глаза, и нас больше нет, и от нас ничего не остаётся. Мне кажется, душа есть обязательно.
– Как в Германии проводят профилактику и лечение выгорания работников сферы ухода? Как справляться медицинским работникам с тем – наверное, поначалу бывает трудно, – когда человек умирает, особенно, дети? Как защитить свои эмоции, чтобы с одной стороны, не очерстветь, а с другой стороны – не сгореть?
– Уметь разделять. Это работа, а это – дом. Нужен психологический клапан, который ты регулируешь, у меня хорошо это получается. На работе я могу тоже и заплакать. Попадались клиенты – настолько хорошие люди! Ты годами ухаживаешь за ними, привыкаешь к ним. Вот, они просто лежали, что-то шептали, и потом просто раз – и уходят от нас! Конечно, я тоже человек, у меня тоже есть сердце. Но я могу потом домой прийти и эти эмоции отключить. Клапан повернула – и всё. Я мама, у меня дети, заботы — хлопоты.
– Как в Германии в целом устроена система ухода?
– Есть медсёстры на выезд. Есть помощники на выезд, они без медицинского образования. Существуют специальные учреждения, например, дома престарелых. Они комфортные: там и постели крутятся-вертятся, и всё поднимается, всё на кнопочках. Не нужно ничего писать на листочке.
И в Германии всегда уход строится с учётом того, какая болезнь, какие есть методики реабилитации. Так, для людей после инсульта применяется метод нейродинамического восстановления организма – Бобат-концепт (или концепция). Она основана на факте, что человеческий мозг обладает пластичностью, и способен к реорганизации, т.е. его здоровый участок может обучаться и выполнять те задачи, которые ранее выполнялись ныне больным участком. Его разработала в 1943 году Берта Бобат
Например, согласно этому концепту, если у больного парализована часть тела, то возле его койки комод ставят именно с той стороны, где нерабочая половина. Это будет стимулировать пациента использовать рабочую сторону и переворачиваться.
Есть разные методики коммуникации. Даже если у пациента нарушение речи, он всё равно коммуницирует: есть мимика.
Например, если человек с деменцией возбуждён и злится, то часто люди говорят ему: «Успокойся, успокойся». А эффективнее будет его в его эмоциях поддержать, обратно ему его слова отзеркалить: «Да, это действительно так! Вот она такая, она так сделала, и вас это очень злит, и вот вы сердитесь на неё!». И он реально успокоится, потому что принимает это как: ага, меня услышали, меня поняли.
– Каков в Германии статус медсестёр, младшего медицинского персонала, достойно ли оплачивается их труд государством?
– Там же всё финансируется клиентами. Я имею в виду: налоги, страховки, отчисления в пенсионный фонд. И есть специальный вид отчислений – на уход. Да, можно всю жизнь прожить и никогда не воспользоваться им, но если вдруг он нам нужен, то можно его получить.
Что касается статуса: да, это тяжёлая работа. Это, я всегда говорю, не просто уход, а больше. Мы же кто для больных? Не только те, которые заботятся о телах. Мы же для них и психолог, и родной, и друг. Мы иногда даже ближе, чем некоторые родственники. И покормим, и помоем, и расскажем что-то. Даже просто к кому-то подойти, поздороваться, послушать, что его тревожит или не нравится, – это уже больше, чем уход.
– А социальных и социально-медицинских учреждений в Германии больше частных или государственных и муниципальных?
– Государственных. К примеру, то, где я с больными детьми занималась, финансировалось государством.
В Германии также очень развиты сборы от общественности на содержание таких организаций. К примеру, устраивали соревнования по борьбе, по боксу, и сборы за вход, плюс выручку от продажи напитков, вафель передавали таким учреждениям. И, кстати, это тоже входило в мои обязанности – я на это согласилась: принимала эти деньги, журналисты из газеты брали у меня интервью, фотографировали, печатали.
И ещё в этой стране очень много волонтёров, сильно распространена практика добровольной помощи, мы без копейки оплаты участвовали в социальной деятельности, посвящали своё время.
– А почему в Германии так сильно развито волонтёрство, у людей много свободного времени?
– Как сказать, много времени… Думаю, я не одна такая была, есть другие такие же: я училась, каждый день по 8-9 часов пропадала то на занятиях, то на практике, дополнительно подрабатывала медсестрой на выезд, у меня трое детей, родители, которые оба не совсем здоровы. И я успевала хотя бы раз, два раза в неделю на часик-два к этому ребёнку ездить, его навещать, с ним просто дома время проводить. Или забирала его, мы гуляли с ним, возила на иппотерапию (с лошадями), где его сажали и пристёгивали в специальное седло, потому что он ни стоять, ни сидеть сам не мог. Часто я включала в этот процесс свою маленькую тогда дочку, она со мной ездила. И моя семья этого ребёнка тоже знала.
– То есть, все-таки это призвание, да?
– Да. Я всегда говорю: либо ты любишь своё дело, либо ты работаешь просто ради зарплаты. Я реально люблю свою профессию, поэтому делаю.
– Мы поговорили об учреждениях, а что касается выездов на дом? Возможно ли медсёстрам или сиделкам в Германии работать индивидуально, частным образом или надо обязательно через агентство работать, чтобы лицензия была?
– Если у человека нет медицинского образования, тогда не все задачи он может выполнять. Те, кто без образования, могут провести купание, уборку, закуп продуктов, оказать помощь по дому. А уже с образованием можно делать уколы, измерять уровень сахара, кормить через трубочку, раны обрабатывать и так далее. Там всегда говорят, что, работая в такой сфере, ты всегда одной ногой в тюрьме. Потому что в Германии очень строго следят за соблюдением законов.
– Я читала в интернете, что в этой стране в сфере помощи людям с проблемами здоровья применяют технологии, например, кнопку безопасности. Это так, вы сталкивались с этим?
– Да, есть такие кнопки. В учреждении, где я подрабатывала медсестрой на выезд, применялась такая система. Там 24 часа в сутки сотрудники посменно дежурили на телефоне. Допустим, есть клиент, который в состоянии жить один, но к нему надо приезжать утром, в обед, вечером: напоминать и выдавать таблетки. Дома у него есть устройство типа роутера, а на руке у него браслет с датчиком. И если он, к примеру, упал, то может нажать на эту кнопку. Сигнал поступает в первую очередь на центральную базу. Оттуда пытаются связаться с клиентом. Если человек не отвечает, тогда из базы сообщают тому учреждению, к которому он прикреплён. А там уже дежурные связываются с медсёстрами и говорят: «Такой клиент, нажал кнопку, но не отвечает, выезжай». И вот ты садишься в свою рабочую машину, у тебя есть ключи от квартиры клиента, и на месте по обстановке либо сам оказываешь помощь, либо вызываешь скорую. Очень удобно.
– Сейчас вы приехали в Кыргызстан и теперь работаете здесь. Как вы узнали про пансион «Дом Хамида»?
– Прежде, чем переехать сюда насовсем, ещё в позапрошлом году мы приехали в отпуск посмотреть ситуацию и взвесить решение о переезде. Я узнавала, где здесь с моим образованием смогу работать. Улетев обратно, искала информацию в интернете, прочла про этот пансион, созвонилась с Вилией Хамидовной, рассказала о себе, мы с ней много общались.
У меня с самого начала душа лежала к этой организации. Сразу сложилось ощущение, что это моё, как будто я здесь долго была, есть и буду. Не возникло чувства, что это чужое, странное. Учитывая, как в Германии такие учреждения, сама система устроены, и как здесь, меня эта разница вообще не шокирует, нормально для меня. И в феврале прошлого года я прилетела сюда, мы с Вилией Хамидовной встретились, переговорили, а в октябре я приехала уже навсегда и начала работать здесь. И, слава Богу, всё хорошо.
– Расскажите, пожалуйста, о тех проектах, которые вы сейчас курируете, я так поняла, это Школа сиделок?
– С самого начала мы с Вилией Хамидовной запланировали, что я по приезду немножко освоюсь, здесь всё пойму, как что работает, и начнём сотрудников обучать более профессиональному уходу за клиентами: как правильно мыть, как лечить пролежни и так далее. И вот мы начали с сотрудниками про ресурсы, контрактуры суставов разговаривать… Чтобы они осознанно это делали: когда клиента утром моют, одевают, купают, то его ресурсы подключали бы, чтобы они не терялись, а, наоборот, развивались. Чтобы наши сиделки стали профессионалами, у которых любой спросит: «Что вы здесь делаете?», а они ответят: «Развиваем ресурсы», а не просто: «Ну, мы кормим, моем».
Когда я училась в медицинском колледже, нам преподаватели тоже изначально вкладывали в сознание: надо не только знать диагноз пациента, а и как с ним при его болезни обращаться, чтобы его состояние улучшить. Если у человека, скажем инсульт, для меня это сразу звучит, как: ага, у него одна сторона нерабочая, в ней ресурсов нет, это риск пролежней, изоляции, может контрактура здесь образоваться, мне надо переворачивать его.
Но самое главное, что мне хочется здесь донести – это чтобы сиделки этику соблюдали, клиентов уважали, вежливо к ним относились. Либо мы уважаем потому, что любим свою работу, либо потому, что у нас зарплаты не будет. Повторю, есть люди, которые ради денег работают, а есть те, которые реально любят свою профессию. Медик может настолько любить своё дело, что его уход просто шедевром будет, и человек скажет «спасибо, что вы есть». Ну, или если проговорить не может из-за нарушения речи, у него будут глаза гореть от благодарности.
– Наталья, у меня больше нет вопросов, может быть, вы хотели бы сами что-то сказать, о чём я вас не спросила?
– Я хочу отметить, что ни в коем случае не должно считаться позором селить в такие учреждения своих родных, любимых. Это делается для облегчения ситуации: тот, кто поместил родного человека, может дальше свою жизнь вести, зарабатывать и кормить свою семью. Это облегчение также и для того человека, которого отправили в такие заведения. Для него это возможность свою жизнь продолжать при хорошем, профессиональном уходе.
Но хочется, чтобы родственники не забывали своих родных, если не получается навещать (бывает, что они в другой стране), то звонили, словом, – участвовали в их жизни, а не исчезали.
Так же было бы очень здорово, на мой взгляд, если бы и всё общество, и сами сотрудники сферы ухода ценили свой труд, свою профессию. Потому что они на самом деле совершают грандиозную работу, очень важную и нужную. Помогают людям, облегчают их существование, быт, общаются с ними и улучшают душевное состояние. Сиделки, нянечки, санитарки, медицинские сёстры делают наш мир лучше, потому что, пока на свете существуют болезни, без этих людей ему не обойтись.
Наталия Морина
